Одна из инициатив, настойчиво звучавших на прошедшем на минувшей неделе Петербургском международном экономическом форуме, — это идея провести очередную волну приватизации. Помимо того, что эта инициатива контрпродуктивна сама по себе, она ещё и крайне несвоевременна: приватизация в нынешних экономических условиях не может не повторить печальный опыт девяностых, когда якобы неэффективные государственные предприятия передавались в частные руки фактически за бесценок, причём эффективнее от этого они не становились.

Как известно, приватизация, проведённая в России в 1990 годы, фактически свелась к тому, что государственную собственность за бесценок раздали приближённым к властям бизнес-структурам, да и просто ловким аферистам. Низкая цена оправдывалась тем, что теперь собственность якобы будет управляться более эффективно и государство получит больше в виде налогов. Как мы знаем, ничего подобного не произошло: приватизированные предприятия в большинстве своём лучше работать не стали, а некоторые из них стали гораздо менее эффективными (наглядный пример — энергосистема, реформа которой проводилась под прямым контролем Анатолия Чубайса).

Тем не менее на протяжении последних двадцати лет со стороны бизнеса и некоторых государственных чиновников время от времени звучали призывы к продолжению приватизации: по-видимому, те, кто не успел к «банкету девяностых», тоже хотели получить себе кусочек национального богатства. Однако власти уже не решались повторить этот «банкет» в столь вопиющей форме, так что все эти призывы до масштабной реализации так и не доходили.

В новых экономических условиях, сложившихся после начала СВО, тема приватизации, казалось бы, должна была быть отложена в долгий ящик — как минимум до окончания военных действий (о том, почему, — подробнее ниже). Но нет! Как ни странно, речь о приватизации опять активизировалась, причём на этот раз на довольно-таки высоком уровне.

На этот раз тему приватизации первым ещё в апреле текущего года поднял глава ВТБ Андрей Костин в статье для РБК (провальные результаты работы руководимого им банка, который по итогам минувшего года показал гигантский убыток в 613 млрд рублей, в то время как банковская отрасль в целом вышла на неплохую прибыль, не помешали Андрею Леонидовичу выступать с поучениями, что и как надо делать в масштабе государства).

Рассуждая на тему, где бюджет может взять деньги для решения стоящих перед страной задач, Костин в качестве одного из источников (самого первого по порядку перечисления в указанной статье) предложил «перезапуск приватизации», подробно описав, насколько она будет полезна именно сейчас, и выразив уверенность, что она «позволит успешно привлечь в бюджет средства на рыночных условиях». В дальнейших своих высказываниях Костин развил и конкретизировал эту идею, предложив в качестве потенциальных объектов для приватизации неконтрольные пакеты крупных государственных компаний, таких как Роснефть, Транснефть, РЖД, Почта России.

На самом деле, совершенно очевидно, что даже если бы частичная приватизация указанных компаний была бы полезна с точки зрения повышения эффективности (а это не так!), то проводить её сейчас, когда стоимость акций подавляющего большинства российских компаний прошлой весной заметно просела и до сих пор не восстановилась, — уж точно не время.

Возьмём для примера Роснефть — первую по счёту компанию из предложенного Костиным списка. Несмотря на рост в последние несколько месяцев, котировки её акций находятся на уровнях заметно ниже, чем в 2021 году: сейчас — порядка 450, в то время как осенью 2021 года — порядка 650 рублей за акцию. И это в рублях, то есть для корректного сравнения надо учесть ещё обесценение рубля за указанный период.

Почему российские акции сейчас дёшевы, в общем-то догадаться несложно. Основная причина состоит в том, что в их котировки заложены опасения инвесторов по поводу политических рисков: многие наши граждане попросту боятся инвестировать в Россию вдолгую, а граждане других государств — даже дружественных — уж тем более не спешат этого делать.

В результате на российский финансовый рынок приходит гораздо меньше «длинных денег», чем это требуется для развития экономики, — во всяком случае, в рамках того подхода, которого придерживаются наши финансовые власти. Напомню, что, согласно принятой недавно Концепции развития финансового рынка, финансирование долгосрочных проектов должно осуществляться преимущественно через фондовый рынок (акции и облигации), а банки нужны в первую очередь для кредитования текущих расходов и малорисковых проектов с небольшими сроками.

Теперь наши власти из кожи вон лезут, чтобы привлечь на фондовый рынок деньги населения: возродили идею государственного софинансирования взносов граждан на накопительную пенсию (теперь — на добровольную); придумали ИИС-3 — индивидуальный инвестиционный счёт третьего типа, в котором объединены налоговые льготы существующих ныне ИИС-1 (вычет на взносы) и ИИС-2 (освобождение от налога на доход). И этот аттракцион неслыханной щедрости, как всегда, за счёт государства!

Так что тезис Костина о том, что приватизация будет выгодна бюджету, не верен: если распродавать госсобственность сейчас, то выручить за неё можно будет гораздо меньше средств (даже в номинале и тем более с учётом инфляции), чем если отложить её приватизацию до более спокойных времён. А сейчас госсобственность уйдёт просто за бесценок — в «лучших традициях» девяностых.

После двухмесячной паузы инициатива Костина была поддержана на весьма высоком уровне: в своих выступлениях на Петербургском международном экономическом форуме её активно поддержали, в частности, глава ЦБ Эльвира Набиуллина, помощник президента Максим Орешкин, министр экономического развития Максим Решетников, а также глава Сбера Герман Греф. При этом тема наполнения бюджета, которая в статье Костина использовалась как основной аргумент в пользу проведения приватизации, как бы отошла на второй план. Что неудивительно: приведённые выше соображения о том, что сейчас от приватизации много денег не получишь, настолько очевидны, что после выхода статьи Костина только ленивый не указывал на этот факт.

Поэтому упомянутые выше чиновники в своих выступлениях на ПМЭФ упирали в первую очередь на то, что в частных руках собственность управляется более эффективно. Этот тезис даже для мирного времени является как минимум спорным, а уж для страны, ведущей военные действия, история однозначно говорит в пользу кардинального усиления роли государства. Ведь даже развитые капиталистические страны во время вооружённых конфликтов не только избегали приватизации, но даже, наоборот, проводили масштабную национализацию — в первую очередь в отраслях, напрямую задействованных для военных нужд, но не только в них.

Один из наиболее показательных примеров здесь — это национализация железных дорог в США во время Первой мировой войны. К 1917 году, когда США вступили в войну, железнодорожный транспорт был не только критическим элементом американской экономики, но и одной из крупнейших её отраслей — в терминах как объёма производства, так и количества занятых. Отрасль состояла из многочисленных частных компаний, жёстко конкурирующих друг с другом; каждая из них пыталась максимизировать прибыль для своих акционеров, что зачастую приводило к недоинвестированию в содержание путей и подвижного состава.

С начала военных действий железные дороги оказались критически важны для перевозки материалов и оборудования, и федеральное правительство создало орган, который должен был координировать деятельность частных железнодорожных компаний. Однако это не помогло, и в декабре 1917 года президент Вильсон подписал указ о передаче государству контроля над всеми железными дорогами (кроме местных). Спустя несколько месяцев конгресс принял закон, подтверждающий национализацию. Все железнодорожные пути были интегрированы в единую сеть, был проведён давно назревший ремонт путей и станций, закуплены новые вагоны, подняты зарплаты работников. В результате эффективность и пропускная способность системы существенно выросли.

Примерно в то же время американские власти национализировали телеграф и телефонные сети. Это также позволило интегрировать разрозненные сети в единую систему, которая после окончания войны была отдана обратно в частные руки.

Ещё один пример национализации во время Первой мировой войны — это известная оружейная компания Smith & Wesson. Она должна была выполнять большой госзаказ, но его выполнению мешал конфликт между владельцами и работниками, и администрация Вильсона решила эту проблему, просто национализировав компанию. Были также национализированы несколько компаний, не пожелавших выполнять госзаказ по приемлемой для государства цене.

Во время Второй мировой войны в США также проводилась масштабная национализация. В частности, национализировались все компании, где конфликты между владельцами и работниками приводили к остановкам производства. Примечательно, что среди национализированных таким образом компаний были не только предприятия, непосредственно работающие на военные нужды. Так, была частично национализирована сеть универмагов Montgomery Ward, поскольку её хозяин отказался соблюдать условия контракта, заключённого с профсоюзом работников.

Ещё один тип национализации, активно применявшийся в США во время двух мировых войн, это национализация американских «дочек» компаний из недружественных стран. Так, в марте 1942 года в США для управления «вражеской» собственностью был создан специальный орган, который взял в своё управление 17 компаний общей стоимостью порядка 3 млрд долларов в нынешнем масштабе цен. Почти во всех из них государство стало контролирующим акционером, и эти компании оставались в федеральной собственности ещё несколько лет после окончания войны.

Это, кстати, говорит о том, что апрельский указ Путина о взятии под контроль государства «дочек» двух западных компаний Фортум и Юнипро ни в коей мере не является «беспрецедентным нарушением священного права собственности», как характеризовали его многие либеральные комментаторы. Такие меры вполне оправданы и применяются даже самыми «свободно-капиталистическими» странами для обеспечения непрерывности экономической деятельности в периоды военных действий. Так что нашим властям тут есть чему поучиться: надо смелее брать контроль над предприятиями, владельцы которых свернули свою деятельность и ушли из России.

Всё описанное выше, я подчеркиваю, происходило в США, где свободный капитализм и минимизация роли федерального правительства — это сильнейшие идеологические догмы. Тем не менее когда в военное время от экономики потребовалась особенная эффективность, американцы отказались (правда, только на время) от них и провели масштабную национализацию. Это ли не доказательство того, что в суровую годину испытаний именно государство лучше всего может обеспечить эффективность выполнения стоящих перед страной задач?

Татьяна Куликова, экономист.

"Правда", №62, 20-21 июня 2023 года